Жан Морис Эжен Клеман Кокто (фр. Jean Maurice Eugène Clément Cocteau; 5 июля 1889 — 11 октября 1963) — французский писатель, художник и режиссёр, предвосхитивший появление сюрреализма.

Сын адвоката и художника-любителя, покончившего с собой, когда сыну было 9 лет. Не получил систематического образования. С середины 1910-х годов вошёл в художественные круги Парижа, познакомился с Марселем Прустом, Андре Жидом, Сергеем Дягилевым, Пабло Пикассо, Эриком Сати и другими, оказал влияние на сюрреалистов (затем вошёл в конфликт с А. Бретоном), позднее сблизился с Жаном Маре и Эдит Пиаф. Известен многолетним творческим и любовным союзом с актёром Жаном Маре, с которым прожил вместе около 25 лет.

С 1916 года издавался в литературном американском журнале «Литтл Ревю», основанном Джейн Хип и Маргарет Андерсон. В 1955 был избран членом Французской Академии, Королевской Академии Бельгии. Командор ордена Почётного легиона, член Академии Малларме, многих национальных Академий мира, почётный президент Каннского кинофестиваля, Академии джаза и др. В Мийи-ла-Форе, где умер Жан Кокто, действует дом-музей.

Кокто и музыканты  

Мало кто из писателей XX века имел такую близкую и обширную связь с музыкой и музыкантами своего времени, как Жан Кокто. Среди его произведений — либретто и тексты для десятков опер, балетов и ораторий, в числе которых многие сделали имя не только своему автору, но и составили историю всей французской музыки.   «…Между музыкой и Жаном Кокто была органичная доверительная связь…

Он был весь в музыке физически… Для разговора о музыке и музыкантах он умел находить идеально подходящие слова, точные выражения, полностью избегая при этом специальной музыкальной терминологии…» — ( Анри Соге, «Жан Кокто и музыка»)

Особенное значение для Жана Кокто имел скандально легендарный балет Сати-Пикассо-Кокто «Парад», поставленный в мае 1917 года русским балетом Дягилева в Париже. Шумная премьера «первого сюрреалистического спектакля» в истории сделала имя не только Кокто, но и всем остальным участникам этого эпатажного представления. Общение с Эриком Сати, одним из самых особенных и странных композиторов XX века имело наибольшее значение для формирования и творческого, и личного почерка Кокто.    

«Внешне Сати был, похож на заурядного чиновника: бородка, пенсне, котелок и зонтик. Эгоист, фанатик, он не признавал ничего, кроме своей догмы, и рвал и метал, когда что-нибудь противоречило ей. <…> Эрик Сати был моим наставником, Радиге — экзаменатором. Соприкасаясь с ними, я видел свои ошибки, хотя они и не указывали мне на них, и даже если я не мог их исправить, то по крайней мере знал, в чём ошибся…» — ( Жан Кокто, из книги «Бремя бытия», 1947 г.)    

Пять лет спустя Жан Кокто совместно с Эриком Сати и при поддержке известного критика Анри Колле инициировал создание знаменитой французской группы «Шести» молодых композиторов, прообразом которой послужила «Могучая кучка» или «Русская пятёрка», как её чаще называли во Франции.  

«История нашей „Шестёрки“ похожа на историю трёх мушкетёров, которых вместе с д’Артаньяном было четверо. Так и я в „Шестёрке“ был седьмым. Говоря точнее, ещё больше эта история похожа на „Двадцать лет спустя“ и даже на „Виконта де Бражелона“, потому что всё это было очень давно и сыновья уже заменили отцов. Сходство дополняется тем, что нас объединяла не столько эстетика, сколько этика. А это, по-моему особенно важно в нашу эпоху, помешанную на ярлычках и этикетках…» — ( Жан Кокто, из книги «Мои священные чудовища», 1979 г.)    

Пьесы Орфей (Orphée, 1926) Человеческий голос (La Voix humaine, 1930) Эдип-царь (Oedipe-roi, 1937) Пьеса, написанная для Эдит Пиаф - "Равнодушный красавец"   Кинофильмы 1932 — Кровь Поэта (фр. Le Sang d'un poète) 1946 — Красавица и Чудовище (фр. La Belle et la Bête) 1947 — Двуглавый Орел (фр. L'Aigle à Deux Têtes) 1948 — Ужасные Родители (фр. Les Parents terribles) 1950 — Орфей (фр. Orphée) 1959 — Завещание Орфея (фр. Le Testament d'Orphée) 1965 — Самозванец Тома / Thomas l’imposteur  

Кроме того, Кокто выступал сценаристом фильмов Жана Деланнуа («Вечное возвращение», 1943; «Принцесса Клевская», 1960), Робера Брессона («Дамы Булонского леса», 1945) и др. Роман «Ужасные дети» был в 1950 году экранизирован Мельвилем.

Позднее тот же сюжет был переработан Гилбертом Адэром и воплощён Бернардо Бертолуччи в фильме «Мечтатели» (2003).   Пьеса «Двуглавый орёл» легла в основу фильма Микеланджело Антониони «Тайна Обервальда», а у Педро Альмодовара в фильме «Закон желания» показана постановка пьесы Кокто «Человеческий голос».  

личная жизнь  

Маре и Кокто познакомились в 1937 году. Великий писатель и режиссер, один из виднейших представителей французского искусства первой половины XX века Жан Кокто заметил молодого и неизвестного актера Жана Маре в парижском театре «Ателье», где готовилась к постановке его пьеса «Царь Эдип». Кокто был очарован красивым юношей и утвердил Маре на главную роль. Так начался творческий путь знаменитого французского актера Жана Маре.   Маре благоговел перед гением Кокто, их любовный союз стал серьезным испытанием для молодого актера и способствовал активному развитию его карьеры. Маре был бесконечно благодарен своему покровителю и вскоре его уважение и восхищение Кокто переросло в настоящее всепоглощающее чувство любви. Они прожили вместе 25 лет. Их отношения не афишировались, но и ни для кого не были секретом. Жан Кокто посвящал Маре любовные стихи, рисовал его портреты, ставил для него пьесы и снимал фильмы, в которых Маре играл главную роль. Они оставались вместе до самой смерти Жана Кокто в 1963 году.  

wikipedia      

nekropole.info

Марина КОРНЕЕВА. Инфантилизм – признак старения нации  

  Более 10 лет назад ев­ро­пей­ские со­цио­ло­ги за­го­во­ри­ли об ин­фан­ти­лиз­ме – тре­вож­ном симп­то­ме, про­яв­ля­ю­щем­ся в по­ве­де­нии по­ко­ле­ния 80-х. Речь шла, ра­зу­ме­ет­ся, о го­род­ском ти­ней­дже­ре За­пад­ной Ев­ро­пы, ко­то­ро­му в от­ли­чие от ны­неш­них мол­дав­ских детей не при­хо­дит­ся нести на себе всё хо­зяй­ство, пока ро­ди­те­ли уби­ва­ют­ся за­гра­ни­цей на за­ра­бот­ках. По про­ше­ствии ряда лет к ев­ро­пей­ским под­рост­кам, ви­ди­мо, при­вык­ли, и стали вос­при­ни­мать их по­ве­де­ние как дан­ность. За это время в Рос­сии под­рос­ло и окреп­ло по­ко­ле­ние 90-х, ко­то­рое не про­сто сле­ду­ет ин­фан­тиль­ной мо­де­ли, но и вос­пе­ва­ет её на каж­дом до­ступ­ном ин­тер­нет-ме­диа.  

Ас­со­ци­а­тив­но фе­но­мен ин­фан­ти­лиз­ма за­став­ля­ет вспом­нить книгу Жана Кокто «Les enfants terribles», уви­дев­шую свет в 1934-м году и имев­шую во Фран­ции опре­де­лён­ный ре­зо­нанс (как и, в об­щем-то, всё, что с Кокто свя­за­но). Кроме от­сы­лок к пси­хо­ана­ли­зу и об­ли­че­ния по­ро­ков бур­жу­аз­но­го фран­цуз­ско­го об­ще­ства, Кокто рас­ска­зы­ва­ет о том, на­сколь­ко де­струк­тив­ной может ока­зать­ся дет­ская са­мо­сто­я­тель­ность. «Ужас­ные дети» Кокто по воле об­сто­я­тельств ока­зы­ва­ют­ся предо­став­ле­ны сами себе – без ро­ди­те­лей, на­став­ни­ков и стар­ших то­ва­ри­щей. В пол­ной изо­ля­ции, за­бро­шен­ные в глу­би­ну своих внут­рен­них, ти­пич­ных для от­ро­че­ства ужа­сов – ран­них ком­плек­сов, ин­це­сту­аль­ной рев­но­сти, фор­ми­ру­ю­щей­ся фи­зио­ло­гии сек­су­аль­но­сти, они на­чи­на­ют ис­то­чать этот ужас сами, во­пло­щая его в бы­то­вой же­сто­ко­сти. По мере взрос­ле­ния юных ге­ро­ев их же­сто­кость при­об­ре­та­ет всё более и более изощ­рён­ный ха­рак­тер, и, как и по­ла­га­ет­ся, за­кан­чи­ва­ет­ся про­из­воль­ной че­ре­дой смер­тей пер­со­на­жей.    

Жан Кокто рас­ска­зал о том, на­сколь­ко де­струк­тив­ной может ока­зать­ся дет­ская са­мо­сто­я­тель­ность В кон­тек­сте этой книги ны­неш­няя си­ту­а­ция с рос­сий­ски­ми ти­ней­дже­ра­ми вы­гля­дит эда­ким пе­ре­вёр­ты­шем. В от­ли­чие от ге­ро­ев Кокто, они чу­до­вищ­но неса­мо­сто­я­тель­ны, на­ив­ны и уяз­ви­мы. Но самое глав­ное – эти дети со­вер­шен­но не знают, чего они хотят, в том смыс­ле, что не тешат себя ил­лю­зи­ей некой вре­мен­ной опре­де­лён­но­сти. И дело уже не в том, что они не могут от­ве­тить на глав­ный во­прос со­вет­ско­го школь­ни­ка «Кем ты хо­чешь стать?». По­нят­но, что со­ци­а­ли­сти­че­ское сти­хо­тво­ре­ние Джан­ни Ро­да­ри «Чем пах­нут ре­мес­ла?» их обо­шло сто­ро­ной. Дело в том, что они не счи­та­ют нуж­ным во­об­ще за­ду­мы­вать­ся об этом. Ка­жет­ся, будто в их среде при­ня­то иг­но­ри­ро­вать любую ре­флек­сию по этому по­во­ду. Во­об­ще мно­гие сю­же­ты, име­ю­щие «про­блем­ный» ста­тус, как ка­жет­ся, иг­но­ри­ру­ют­ся. Ни невоз­мож­ность во­об­ра­зить бес­ко­неч­ность все­лен­ной, ни устра­ша­ю­щие мас­шта­бы бед­но­сти в серд­це аф­ри­кан­ско­го кон­ти­нен­та их нынче не бес­по­ко­ят. Зато этим детям важны добро, кра­со­та и от­кры­тость, вы­ра­жен­ные в уме­нии ра­до­вать­ся про­ис­хо­дя­ще­му во­круг, и всё это, без­услов­но, яв­ля­ет­ся более здо­ро­вым, чем са­мо­ед­ство и упад­ни­че­ство. И если хре­сто­ма­тий­ные участ­ни­цы кон­кур­сов кра­со­ты, сле­дуя при­ме­ру ге­ро­и­ни Одри Хе­п­бёрн в «Рим­ских ка­ни­ку­лах», вы­нуж­де­ны де­кла­ра­тив­но ра­то­вать «за мир во всем мире», то ти­ней­дже­ров со­вре­мен­но­сти ничто к этому не обя­зы­ва­ет: идео­ло­гия муль­ти­куль­тур­ной то­ле­рант­но­сти вряд ли стала тем, что за­ме­ни­ло ле­нин­скую док­три­ну в рос­сий­ских шко­лах. Таким об­ра­зом, на­ив­ная доб­ро­та и от­сут­ствие из­ну­ря­ю­щей ре­флек­сии – некое им­ма­нент­ное со­сто­я­ние, не на­иг­ран­ное и не по­яв­ля­ю­ще­е­ся в ре­зуль­та­те са­мо­об­ма­на. Сто­рон­ним на­блю­да­те­лям по­доб­ное со­сто­я­ние может пре­тить эс­те­ти­че­ски, при этом оста­ва­ясь со­ци­аль­но без­опас­ным фе­но­ме­ном. Од­на­ко имен­но в этом тихом омуте и ко­по­шат­ся за­пер­тые черти.    

В книге Жана Кокто "Ужас­ные дети" же­сто­кость юных ге­ро­ев при­об­ре­та­ет всё более и более изощ­рён­ный ха­рак­тер по мере их взрос­ле­ния Ин­фан­ти­лизм яв­ля­ет­ся по­ка­за­те­лем ослаб­ле­ния са­мо­со­зна­ния. По­след­ние 100 лет раз­ви­тия гу­ма­ни­тар­ной мысли по­ло­жи­ли конец гос­под­ству ло­го­цен­триз­ма и при­ма­ту ра­ци­о­наль­но­го со­зна­ния. Од­на­ко мир не за­хлеб­нул­ся в ка­ко­фо­нии смыс­лов, а по­сле­до­ва­тель­но встра­и­вал­ся в мо­дель пост­ин­фор­ма­ци­он­но­го об­ще­ства. Это неслу­чай­но: вся­кая де­кон­струк­ция со­вер­ша­лась лю­дь­ми, впи­тав­ши­ми в себя кар­те­зи­ан­ское на­сле­дие Про­све­ще­ния. Толь­ко те, кто ро­дил­ся в этом новом, пре­об­ра­зо­ван­ным мире (то есть в Ев­ро­пе 80-х), по­лу­чи­ли воз­мож­ность мыс­лить иначе, на дру­гом поле – поле, где Пруст и Гол­су­ор­си пу­стой звук. Со­вет­ская си­сте­ма долго не от­пус­ка­ла прин­цип ло­го­цен­триз­ма, окон­ча­тель­но рас­став­шись с ними лишь в мо­мент соб­ствен­ной смер­ти. Таким об­ра­зом, дети 90-х – это пер­вое по­ко­ле­ние рос­сий­ско­го пост­мо­дер­на.  

Смена па­ра­диг­мы долж­на была при­не­сти сво­бо­ду от то­та­ли­тар­ной си­сте­мы мыш­ле­ния  и, пре­жде всего, сво­бо­ду воли. Тем не менее, по­сле­до­вав­шее ослаб­ле­ние са­мо­со­зна­ния вы­ра­зи­лось в де­фор­ма­ции этой воли.  И если Кокто ко­гда-то смог пред­ска­зать, чем чре­ват про­из­вол (на­силь­ствен­ным управ­ле­ни­ем), то сей­час пред­сто­ит за­ду­мать­ся, чем чре­ва­то от­сут­ствие этого про­из­во­ла.    

В от­ли­чие от ге­ро­ев Жана Кокто со­вре­мен­ные ти­ней­дже­ры чу­до­вищ­но неса­мо­сто­я­тель­ны, на­ив­ны и уяз­ви­мы Неболь­шое от­ступ­ле­ние. Од­на­ж­ды мне вме­сте со своим фран­цуз­ским при­я­те­лем, рож­дён­ным в 80-е, до­ве­лось ока­зать­ся в го­род­ке Де­вилль, в Нор­ман­дии. Это тот самый город, в ка­зи­но ко­то­ро­го ко­гда-то ку­ти­ла Фран­с­у­а­за Саган, и куда фран­цу­зы-пен­си­о­не­ры при­ез­жа­ют встре­чать свою ран­нюю и без­об­лач­ную ста­рость. За­лю­бо­вав­шись на Ла Манш, мы про­пу­сти­ли по­след­ний поезд до Па­ри­жа. Оста­вать­ся в го­род­ке мы не пла­ни­ро­ва­ли, все го­сти­ни­цы были за­ня­ты, да и денег у нас было немно­го.  

Так как мне при­хо­ди­лось, на­при­мер, но­че­вать на Мос­ков­ском вок­за­ле, пер­спек­ти­ва про­ве­сти чу­дес­ную тёп­лую ночь на чи­стой стан­ции или за­про­сто за­но­че­вать на го­род­ской ска­мей­ке меня со­вер­шен­но не огор­чи­ла. А вот мой при­я­тель был со­вер­шен­но не в себе. Он при­нял­ся в па­ни­ке ты­кать паль­цем в смарт­фон, пы­та­ясь до­зво­нить­ся до всех своих зна­ко­мых. Он от­ча­ян­но искал от­ве­ты на ка­кие-то во­про­сы в Google, но без­успеш­но. Он хло­пал себя по лбу, и по­вто­рял, что не знает, что те­перь де­лать. Мои до­во­ды о на­ли­чии тёп­лой одеж­ды в рюк­за­ке на слу­чай неве­ро­ят­ных ноч­ных за­мо­роз­ков, а также ро­ман­ти­че­ское пред­ло­же­ние за­но­че­вать прямо на пляже его со­вер­шен­но не уте­ша­ли. В своём па­ни­че­ском со­сто­я­нии он был готов свер­нуть­ся в позу эм­бри­о­на и за­бить­ся в угол.  

В этот мо­мент для меня мно­гое про­яс­ни­лось. Я по­ня­ла, что не хочу иметь ни­че­го об­ще­го с миром ин­фан­ти­лиз­ма. Он эс­те­ти­че­ски про­ти­вен, как про­ти­вен ма­лень­кий и за­пу­ган­ный зве­рёк. Этот мир уяз­вим, он бо­ит­ся об­сто­я­тельств, но глав­ное, что он не готов к тому, чтобы пе­ре­фор­ма­ти­ро­вать ре­аль­ность, обер­нув­шу­ю­ся неожи­дан­но­стью, в ре­аль­ность соб­ствен­ную, уди­ви­тель­ную и пре­крас­ную. А про­цесс пре­одо­ле­ния ре­аль­но­сти, про­ис­хо­дя­щий ра­ци­о­наль­но и, ка­за­лось бы, несво­бод­но, об­ру­ши­ва­ет за­ко­ны этой ра­ци­о­наль­но­сти, как толь­ко он за­вер­ша­ет­ся, остав­ляя на­едине с неожи­дан­но­стью, по­ис­ком, пу­те­ше­стви­ем духа.  

По боль­шо­му же счёту навык пре­одо­ле­вать – это не про­сто це­ли­тель­ный са­мо­об­ман, а уме­ние управ­лять. Ощу­ще­ние без­опас­но­сти, в ко­то­ром каж­дый ис­пы­ты­ва­ет по­треб­ность, не удо­вле­тво­ря­ет­ся само собой и вовсе не ре­гу­ли­ру­ет­ся неви­ди­мой рукой, оно при­вно­сит­ся про­из­во­лом от­дель­но взя­то­го со­зна­ния. Од­на­ко, то ли в силу гло­ба­ли­за­ции и со­ци­аль­ных сетей, пу­стив­ших ме­та­ста­зы по всему ки­бер-про­стран­ству, то ли из-за вклю­чён­но­сти в безу­мие кон­сью­ме­риз­ма, те­пе­реш­ние рос­сий­ские ти­ней­дже­ры живут в мире, ко­то­рый обе­ща­ет удо­вле­тво­рить все по­треб­но­сти, сыс­кав новую при­чуд­ли­вую иг­руш­ку в бес­ко­неч­ной ми­ро­вой па­у­тине. Можно ли с по­мо­щью него до­быть воду, огонь или кров? А выйти из тайги? А ре­шить­ся ро­жать в по­ез­де на Даль­ний Во­сток? Вряд ли. Куль­ти­ви­ро­ван­ная сво­бо­да при­ве­ла не к рас­ши­ре­нию гра­ниц мысли, а к от­сут­ствию воз­мож­но­сти по­мыс­лить любое дей­ствие, кроме при­выч­но­го. Если ста­рая ло­го­цен­три­че­ская си­сте­ма за­ко­вы­ва­ла в кан­да­лы фор­маль­ной ло­ги­ки, но поз­во­ля­ла мыс­лить то, что на­хо­дит­ся за го­ри­зон­том ра­ци­о­наль­но­го со­зна­ния, то ха­о­ти­че­ская си­сте­ма, по­ро­див­шая ми­ро­воз­зре­ние со­вре­мен­ных под­рост­ков, не остав­ля­ет им на­деж­ды же­лать Иного, стре­мить­ся к непо­зна­ва­е­мо­му, про­бо­вать и от­кры­вать свои силы. И в этом смыс­ле ин­фан­ти­лизм не менее опа­сен, чем про­из­вол ран­ней зре­ло­сти, по­то­му что он бес­пло­ден.

Ин­фан­ти­лизм – это за­щит­ная ре­ак­ция, пред­ва­ря­ю­щая то, что де­мо­гра­фы на­зы­ва­ют ста­ре­ни­ем нации. Ин­фан­ти­лизм – от­ри­ца­тель­ный есте­ствен­ный при­рост, на этот раз на тер­ри­то­рии гу­ма­ни­тар­ной мысли и ан­тро­по­ло­ги­че­ско­го дей­ствия.  

http://www.sensusnovus.ru/opinion/2011/09/21/11028.html