бабушка великого русского писателя Максима Горького

Бабушка Акулина Ивановна Каширина была безусловно замечательная личность, и принадлежит она к тем русским женщинам, которым русский народ обязан лучшими своими, гениальнейшими сыновьями. Выросла она в неблагоприятных условиях жизни. Отца своего она, видно, совсем не знала и никогда ничего о нем своему внуку (Горькому) не рассказывала. О матери своей, прабабушке Горького, Акулина Ивановна рассказывала, что она "бобылка была, увечный человек; еще в девушках ее барин напугал. Она ночью со страха выкинулась из окна, да бок себе и перебила, плечо ушибла тоже, с того у нее рука правая, самонужная, отсохла, а была она, мaтyшкa, знатная кружевница”. Не будучи больше в состоянии прокормить себя, прабабушка ушла со своей дочерью Акулиной по миру и нищенствовала, пока Акулине не исполнилось девять лет. Бывали в Муроме, Юрьевце, ходили по Волге вверх, и по тихой Оке. Когда Акулине исполнилось девять лет, прабабушка застыдилась водить свою дочь по миру и осела в Балахне. Собирала милостыню, "кувыркаясь” из дома в дом, а на праздниках—по церковным папертям собирала. Акулина же оставалась дома, учась ремеслу кружевницы и вскоре достигла в этом искусстве, благодаря руководству маюри, большого совершенства. Четырнадцати лет от роду Акулина Ивановна вышла замуж за Василия Васильевича Каширина и на 15 году уже родила. Родила Акулина Ивановна 18 человек, из которых в живых осталось только трое: два сына—Михаило и Яков—и одна дочь, Варвара. Акулина Ивановна была большая, крепкая, хорошо сложенная женщина с пышными черными волосами с синим отливом; осыпанная -черными волосами, огромная и лохматая, она была похожа на медведицу. Оттого наблюдательный внучек Ленька (Горький) не мог понять, почему сильная бабушка, по его мне­нию не в пример более сильная, чем маленький, сухонький дедушка с "лицом хорька”, допускала, чтобы этот последний ее безжалостно бил. Однако у Акулины Ивановны были свои взгляды на супружество, и она как бы признавала права мужа бить жену. Говорил же Василий Васильевич: "Ты знай: когда свой родной бьет, - это не обида, а наука!”. А что за наука - розги, объяснял Цыганок Лексею следующим образом. „ — "Когда тебя вдругорядь сечь будут, ты гляди, не сжимайся, не; сжимай тело-то, - чуешь? Двойне больней, когда тело сожмешь, а ты распусти его свободно, чтоб оно мягко было,—киселем лежи! И не надувайся, дыши вовсю, кричи благим матом,— ты это помни, это хорошо!”. "Коли он сечет с—навеса, просто сверху кладе лозу,—ну, тут лежи спокойно, мягко; а ежели он с оттяжкой сечет,—ударит да к себе потянет лозину, чтобы кожу снять,—так и ты виляй телом к нему, за лозой, понимаешь? Это легче!”. Везде наука! Получать удары розог надо тоже умеючи, согласно правилам науки! Акулина Ивановна была умная очень добрая женщина. Лозунг ее жизни был: "Господи, Господи! Как хорошо все! Нет, вы глядите, как хорошо все! Находя все в жизни одинаково хорошим, Акулина Ивановна не могла себя чувствовать несчастной, не могла быть злой, не могла ни на кого обижаться. Глубоко религиозная душа, одаренная богатой фантазией, она себя чувствовала в постоянной связи с богом и добрыми гениями. Однако, она из-за этого не была оторвана от жизни, и усвоила она себе житейскую мудрость лучше любой другой "земной”, человеческой твари. Достаточно нам выслушать одно из поучений бабушки Акулины внуку своему Леньке, чтобы убедиться в этом. —" Вот что, Ленька, голуба-душа, ты закажи себе это: в дела взрослых не путайся! Взрослые—люди порченые; они богом испытаны, а ты еще нет,—и живи детским разумом. Жди когда господь твоего сердца коснется, дело твое тебе укажет, на тропу твою приведет. Понял? А кто в чем виноват,—это дело не твое. Господу судить и наказывать. Ему, а не нам! Она помолчала, понюхала табаку и, прищурив правый глаз, добавила: ——Да поди-ка, и сам-от господь не всегда в силе понячь, где чья вина. — Разве бог не все знает?—спросил я удивленный, а она тихонько печально ответила: —Кабы все-то знал, так бы многого, поди, люди-то не делали бы. Он, чай, батюшка, глядит-глядит с небеси-то на землю, на всех нас, да в иную минуту как восплачет, да как возрыдает: "Люди вы мои, люди, милые мои люди! Ох, как мне вас жалко!”. Она сама заплакала и, не отирая мокрых щек, отошла в угол молиться. С той поры ее бог стал еще ближе и понятней мне”. Акулина Ивановна была не только глубоко религиозная женщина, но от природы поэтическая душа. Она была вся до мозга костей, до кончиков волос и ногтей проникнута поэзией. Она говорила нараспев, и самая обычная ее речь была настоящей музыкой. Бабушка Акулина обладала неисчерпаемым источником народных песен, былин и сказок, которые она умела до того наивно просто, убедительно рассказывать, что они получали в ее устах характер неопровергаемой действительности. Какой то чудак под прозвищем "Хорошее дело”, который для Горького был "первым человеком из бесконечного ряда чужих людей в родной своей стране,—лучших людей ее”, выслушав однажды рассказ бабушки Акулины про Ивана Воина и Мирона отшельника до того расстрогался, что заплакал: — Знаете, это удивительно, это надо записать непременно. Это страшно верное, наше... Повторив следующие три стиха из истории про Ивана Воина и Мирона отшельника: — Это ему в наказание дано: Злого бы приказу не слушался, За чужую совесть не пряъался!.. "Хорошее дело” сказал однажды Алексею: — Ты, брат, запомни это, очень! И, поталкивая меня вперед, спросил: — Писать умеешь? — Нет. — Научись. А научишься,—записывай, что бабушка рассказывает,—это, брат, очень годится.... Сказывала бабушка стихи о том, как богородица ходила по мукам земным, как она увещевала разбойницу "князь-барыню” Енгалычеву не бить, не грабить русских людей; стихи про Алексея, божия человека, про Ивана воина; сказки о премудрой Василисе, о Попе-Козле и Божьем Крестнике; страшные были о Марфе Пссаднице, о Бабе Усте, атамане разбойников, о Марии, грешнице Египетской, о печалях матери разбойника; сказок былей и стихов она знала бесчисленно много. Однако, бабушка Акулина не лишена была некоторых странностей, которые впрочем сводятся на повышенную чувствительность (Ueberempfindlichkeit) поэтов, и которые подчеркивают лишь поэтическую природу. "Не боясь ни людей, ни деда, ни чертей, ни всякой иной нечистой силы, она до ужаса боялась черных тараканов, чувствуя их даже на большем расстоянии от себя. Бывало разбудит .меня ночью и шепчет: — Олеша, милый, таракан лезет, задави, Христа ради. Сонный я зажигал свечку и ползал по полу, отыскивая врага; это не сразу и не всегда удавалось мне. — Нет нигде,—говорил я, а она, лежа неподвижно, с головой закутавшись одеялом, чуть-слышно просила: — Ой, есть! Ну поищи, прошу тебя! Тут он, я уж знаю... Она никогда не ошибалась,—я находил таракана где-нибудь далеко от кровати. — Убил? Ну, слава богу! А тебе спасибо... И, сбросив одеяло с головы, облегченно вздыхала, улыбаясь. Если я не находил насекомое, она не могла уснуть; я чувствовал, как вздрагивает ее тело при малейшем шорохе в ночной мертвой тишине, и слышал, что она, задерживая дыхание, шепчет: — Около порога он... под сундук пополз — Отчего ты боишься тараканов? Она резонно отвечала: — А непонятно мне, на что они? Ползают и ползают, черные. Господь всякой тле свою задачу задал: мокрица показывает, что в доме сырость; клоп—значит стены грязные; вошь нападает — нездоров будет человек —все понятно! А эти —кто знает, какая в них сила живет, на что они насылаются? Несмотря на повышенную свою чувствительность и чуткость к мелочам жизни, бабушка Акулина Ивановна не размякла, не показывала никаких симптомов нервозности, неврастенической утомленности и т. д. и отличалась несказуемой работоспособностью и энергией. Когда раз в доме случился пожар, она развернула такую деятельность, что даже дедушка удивился ее подвигам и похвалил: "— Милостив господь бывает до тебя, большой тебе разум дает...”. И, действительно, хватало у бабушки Акулины ума-разума на разные дела и деяния; она и больных лечила, повитухой служила, разбирала семейные ссоры и споры, лечила детей, сказывала наизусть "Сон Богородицы”, чтобы женщины заучивали его "на счастье” и т. д. "Всем улыбаясь одинаково ласково, ко всем мягко внимательная, Акулина Ивановна заправляла большим пальцем табак в ноздри, аккуратно вытирала нос и палец красным клетчатым платком и говооила: — Против вшей, сударыня моя, надо чаще в бане мыться, мятным паром надобно париться; а коли вошь подкожная,— берите гусиного сала, чистейшего, столовую ложку, чайную сулемы, три капли веских ртути, -разотрите все это семь раз на блюдце черепочком фаянсовым и мажьте! Ежели деревянной ложкой али костью будете тереть,—ртуть пропадет; меди, серебра не допускайте,—вредно! Иногда она задумчиво советовала: — Вы, матушка, в Печеры, к Асафу схимнику сходите,— не умею я ответить вам”. Давала Акулина Ивановна хозяйственные советы: "— Огурец сам скажет, когда его солить пора; ежели он перестал землей и всякими чужими запахами пахнуть, тут Вы его и берите. Квас нужно обидеть, чтобы ядрен был, разъярился; квас сладкого не любит, так вы его изюмцем заправьте, а то сахару бросьте, золотник на ведро. Варенцы делают разно: есть дунайский вкус и гишпанский, а то еще кавказский...” Так жила бабушка Акулина Ивановна на радость себе и другим людям, и хотя она оставалась всю жизнь безграмотной, ум ее был больше просветлен, чем ум многих высоко образованных людей. Акулина Ивановна—единственная светлая фигура среди предков Горького. Это не только физически и психически здоровая женщина, но гениальная женщина, насколько вообще существует народный гений. Эта женщина из народа обладала исключительной моральной силой, христианcкой добродетелью в истинном смысле этого слова. Ее доброте и оптимизму не было границ, также и христианской ее любви. Она не могла не любить людей, и все люди легко привязывались к ней, чувствовали к ней уважение, грелись у огня ее любви, наслаждались красотой поэтического ее гения. Психическая энергия Акулины Ивановны была огромная, никакая неожиданность не захватывала ее врасплох и постоянно находила она выход из положения. Органы ее чувств особенно слух отличались замечательной тонкостью, память и другие душевные ее способности были на высоте своего развития. Один только алкоголизм более случайный и, можно прямо сказать, непатологический ложится черным пятном на безупречно чистую жизнь Акулины Ивановны. Два раза в своей жизни запила Акулина Ивановна: в первый раз, когда Василий Васильевич не захотел выкупать из солдат сына Михаила и второй раз, когда дочь Варвара связалась с Максимом, и Акулина Ивановна видела, как эта связь разорила их материально и должна была кончиться скорой гибелью дочери, в чем она, конечно, не ошиблась. Однако, алкоголизм Акулины Ивановны не имел для нее никаких последствий, так как он был только временный и скоро прекратился. Если Горький обязан кому-нибудь из своих предков своим гением, то это только своей бабушке Акулине Ивановне Кашириной. Живя долгое время душой и телом в самом близком прикосновении с бабушкой Акулиной, Горький всосал в себя соки народного ее гения, который лег в основу гениального его труда, продолжающегося по сию пору. Нам представляется, что выбитая на плите дата рождения А.И. Кашириной (1813 год) ошибочна. До сих пор никто не нашёл метрической записи о её рождении. В пользу же 1816 года говорят два найденных документа: во-первых, архивная запись (ГАНО, ф.570, оп.559, д.996, л.82. Спасо-Преображенская церковь) от 18 января 1831года о венчании её с В.В. Кашириным (согласно исследованиям многих горьковедов, в частности, И.А. Груздева, Акулина Муратова вышла замуж 14 лет от роду). Во-вторых, в метрической книге Воскресенской церкви была сделана соответствующая запись о смерти нижегородской мещанки Акилины Ивановны Кашириной, скончавшейся 16 февраля 1887 года в возрасте 70 лет. Похоронена в Нижнем Новгороде на Петропавловском (Всесвятском) кладбище. Позднее кладбище было уничтожено и в настоящее время на его месте – парк имени Кулибина. Могила Кашириной А.И. сохранилась и на ней установлен памятник