епископ Православной Российской Церкви; богослов, публицист-проповедник. Прославлен в лике святителей.

Родился в семье священнослужителя. Обучался в Ливенском Духовном училище; с 1829 года — в Орловской духовной семинарии, где ректором тогда был архимандрит Исидор (Никольский) (впоследствии митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский). По окончании семинарии, в 1837 году, как лучший из воспитанников своего курса был направлен в Киевскую духовную академию.

15 февраля 1841 года в Киеве ректором КДА епископом Чигиринским Иеремией (Соловьёвым) был пострижен в монашество с именем Феофан; 7 апреля того же года рукоположён в иеродиакона, 7 июня — во иеромонаха. По окончании академии, 27 августа того же года определён исполняющим должность ректора Киево-Софийских духовных училищ и преподавателем латинского языка. 7 декабря 1842 года определён инспектором Новгородской духовной семинарии; 18 декабря утверждён в степени магистра богословия.

С 16 октября 1844 года — бакалавр Санкт-Петербургской духовной академии по Нравственному богословию; 22 марта 1845 года — помощник инспектора академии; 3 июля был назначен членом комитета для рассмотрения конспектов преподаваемых в семинарии учебных предметов.

С 25 мая 1846 года — соборный иеромонах Александро-Невской лавры; 21 августа того же года подал прошение об увольнении его от должности бакалавра и помощника инспектора академии.

21 августа 1847 году назначен членом Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, возглавлявшейся архимандритом Порфирием (Успенским); 3 мая 1854 года[4] миссия была отозвана в связи с Восточной войной; возвращался через Европу. По возвращении в Россию определён учителем в Санкт-Петербургскую духовную академию.

14 апреля 1855 года возведён в сан архимандрита; 15 сентября — ректор Олонецкой духовной семинарии.

С 21 мая 1856 года назначен настоятелем русской посольской церкви в Константинополе, где по просьбе архиепископа Херсонского Иннокентия (Борисова) собирал сведения о назревавшем тогда болгарском расколе; в оценке последнего стоял на стороне болгар[5].

С 13 июня 1857 года — ректор Санкт-Петербургской духовной академии и профессор богословских наук; отказался от преподавания богословских наук; получил наблюдение за преподаванием Закона Божия во всех светских учебных заведениях Санкт-Петербурга и окрестностей.

1 июня 1859 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры митрополитом Григорием (Постниковым) был хиротонисан во епископа Тамбовской епархии.

С 22 июля 1863 года — епископ Владимирский; основал женское епархиальное училище.

В 1866 году епископ — неожиданно для окружающих и синодальных членов — подал в Святейший Синод прошение об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышенской пустыни Тамбовской епархии. Его прошением были удивлены и первоначально недовольны митрополит Санкт-Петербургский Исидор (Никольский)[6] и митрополит Московский Филарет (Дроздов)[7]. В своём письме митрополиту Исидору от 30 мая 1866 года, разъясняя свои мотивы и побуждения, писал: «<…> Я ищу покоя, чтобы покойнее предаться занятиям желаемым, но не диллетанстваради, а с тем непременным намерением, чтобы был и плод трудов, — не бесполезный и не ненужный для Церкви Божией. Имею в мысли служить Церкви Божией, только иным образом служить». Прошение было удовлетворено 17 июня того же года.

В 1872 году ушёл в затвор.

Кроме трудов, он вёл обширную переписку: ежедневно почта приносила от 20 до 40 писем, при этом епископ Феофан обязательно отвечал на каждое из них.

Свт. Феофан в одном из писем более чем за 50 лет вперед предсказал Октябрьскую революцию. Для борьбы с революцией предлагал крайние меры: жесточайшую цензуру прессы, введение смертной казни за материалистические взгляды.

С 1890 года состоял почётным членом в Свято-Князь-Владимирском братстве.

В последние годы страдал ревматизмом, невралгией, сердечной аритмией и головокружением, а также прогрессирующей катарактой, вследствие чего в 1888 году ослеп на правый глаз[12].

Скончался 6 января 1894 года около 4 часов дня, в праздник Крещения Господня. При его кончине никто не присутствовал.

Отпевание почившего совершил 11 января епископ Тамбовский Иероним (Экземплярский) при большом стечении духовенства и народа. Погребён в Казанском соборе Вышенской пустыни, во Владимирском приделе.

Свт. Феофан известен не в последнюю очередь за исповедание существования мытарств - «Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения их не миновать».

В одном из своих писем (от 3 мая 1881 года) писал: «У вас там, — и всюду — охают и охают. Беда! беда! и беда видна. Но никому в голову не приходит — загородить и завалить источник беды. Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек — ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря однако на то, что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования — инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло все вверх дном. Что у нас?! У нас материалистические воззрения все более и более приобретают вес и обобщаются. Силы ещё не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства — выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции. Как же быть? Надо — свободу замыслов пресечь — зажать рот журналистам и газетчикам. Неверие объявить государственным преступлением, Материальные воззрения запретить под смертною казнью. Материальные воззрения чрез школы распространяются <…> Кто виноват в этом? Правительство. Оно позволило. Следовательно, кому следует всё это пресечь? Правительству.»

В преддверии Русско-турецкой войны 1877—1878 годов, в декабре 1876 года писал А. В. Рачинскому: «Зачем это наши, переходя за Дунай, всегда возятся с крепостями?! Мне думается, что, перешедши за Дунай, надобно около крепостей устроить только сильную блокаду, чтобы турки не могли оттуда носа показать; действующею же армиею идти далее без остановки, — чрез Балканы — к Константинополю. <…> Войско около крепостей всё будет цело: ибо турки побоятся делать нападения. Надо только устроить, чтоб оно в здоровых местах расположено было, и продовольствие получало достаточное. А чрез взятие-то крепостей сколько народа гибнет! <…> Думается, флот при этом должен будет оставить Чёрное море и упрятаться в Босфор и Мраморное море из опасения быть тут заперту без пищи и пития <…> Исповедую грех свой, что взялся не за своё дело, излагая всё сие. Но меня сильно занимают эти мысли вот уже сколько времени.»[17]

Критически относился к епископу и его творчеству философ Н. А. Бердяев, говоря что он: «был мало оригинален как мыслитель, не чувствовал никаких проблем и высказывал возмущающие нравственные и социальные взгляды».

В 1954 году, к 60-летию преставления святителя, епископ Русской православной церкви за границей Аверкий (Таушев) писал о его значении: «<…>[Феофан] находясь в глубине своего затвора, ещё в 60-70 годах прошлого столетия прозревал духом своим то страшное бедствие, которое надвигалось на не устоявший в верности своему св. Православию русский народ, предощущал ту жуткую кровавую бездну, в которую он катился. Всё предреченное Епископом Феофаном, как мы видим теперь, исполнилось. <…> Исполнилось и предречение свят. Феофана о том, что „вновь пошлёт Господь на нас таких же учителей наших, чтобы привели нас в чувство и поставили на путь исправления“, ибо „таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему“.»